Дома [= Мир Родины; Родина; На Земле] - Гарри Гаррисон

— Не за что.

Ян не думал, что сможет уснуть, но тепло и мерное покачивание убаюкали его. Проснулся он, когда водитель остановил машину. Снаружи было еще темно, только ярко светили звезды. Сара спала, свернувшись калачиком и прижавшись к его плечу. Ему не хотелось ее будить, и он погладил ее волосы.

— Приехали, — сказал водитель.

Сара тотчас проснулась и открыла дверь кабины.

— Удачи вам, — пожелал водитель.

Хлопнула дверь — они остались одни, дрожа от предрассветного холода.

— Пойдем — разогреемся, — сказала Сара, направляясь вперед.

— Где мы?

— Почти на окраине Суонси. Идем в порт. Если все сработало, то уйдем на рыбачьем катере, а в море нам помогут перебраться на ирландский. Этим путем уже пользовались, получалось.

— А потом?

— Ирландия…

— Это ясно. Но я о будущем. Что будет со мной?

В ночной тишине звук шагов казался очень громким. Сара долго шла молча, потом сказала:

— Знаешь, в этой спешке так много нужно было сделать, чтобы выбраться, — я даже не успела подумать, что будет с тобой. Можно устроить, чтобы ты остался в Ирландии, под другим именем, но тебе придется жить очень незаметно. Там масса английских шпионов.

— А как насчет Израиля? Ведь ты там будешь?

— Конечно. Тебя бы там оценили. Людей с твоей квалификацией у нас очень уважают.

Ян улыбнулся в темноте.

— Слушай, этим уважением я сыт по горло. А как насчет любви? Я о тебе говорю. Я уже спрашивал.

— Пока не время об этом. Когда мы выберемся отсюда…

— Ты имеешь в виду — когда нам ничего не будет грозить? А настанет ли когда-нибудь такое время? Тебе вообще можно влюбляться, при твоей-то работе? Или нужно только притворяться, чтобы к сотрудничеству склонить?..

— Ян, прошу тебя, не надо. Ты делаешь больно и мне, и себе, когда говоришь вот так. Я никогда не лгала тебе. Чтобы привлечь тебя к нашей работе, мне совсем не обязательно было ложиться с тобой в постель. Я это сделала по той же причине, что и ты. Я этого хотела. Но теперь — пожалуйста, давай отложим этот разговор. Самое опасное только начинается.

Когда они вошли в город, уже совсем рассвело. Утро было ясным и морозным. Навстречу попадались ранние пешеходы, выдыхавшие клубы пара. Полиции видно не было — наверно, здесь порядки помягче, чем в Лондоне. Они завернули за угол и вышли на обледеневшую улицу, спускавшуюся к гавани. У причала стоял рыболовецкий траулер.

— Куда мы идем? — спросил Ян.

— Вон дверь, видишь? Это контора. Там все знают.

Когда они подошли поближе, дверь отворилась, и навстречу им вышел мужчина.

Это был Тергуд-Смит.

Мгновение они смотрели друг на друга в оцепенении. Потом губы Тергуд-Смита скривились в слабой невеселой улыбке.

— Ну вот и пришли, — сказал он.

Сара резко толкнула Яна, он поскользнулся и упал на колени. В тот же миг она выхватила из кармана пистолет и дважды выстрелила в Тергуд-Смита. Тот крутанулся на месте и упал. Не успел Ян встать, как она бросилась бежать назад, вверх по улице.

Но ей преградили путь вооруженные полицейские Службы Безопасности.

Сара несколько раз выстрелила на бегу — раздались ответные выстрелы. Она скрючилась и упала.

Ян подбежал к ней, не обращая внимания на полицейских, на пистолеты, направленные на него, и поднял на руки. Вытер ей щеку, запачканную кровью и грязью…

Глаза Сары были закрыты, она не дышала.

— Так я никогда и не узнаю, — прошептал Ян. — Никогда.

Он прижимал к себе неподвижное тело, не замечая, что плачет. Не замечая полицейских вокруг. Не замечая даже Тергуд-Смита, который стоял рядом. Стоял рядом, зажав рукой простреленное плечо, и сквозь его пальцы проступала кровь.

Глава 22

Белые стены, белый потолок, белый пол — все вокруг безрадостно, мертво. Стул тоже белый, и простой стол перед ним — тоже; и эта холодная стерильность чем-то напоминает больницу. Но все вместе очень не похоже на больницу, совсем не похоже.

Ян сидел на стуле, положив руки на стол. Одет он был в белое, на ногах белые сандалии. Бледная-бледная кожа словно старалась сравняться с окружающей белизной. Только покрасневшие круги у глаз резко выделялись на общем белом фоне.

Кто-то дал ему чашку кофе; чашка так и стояла на столе, он чуть касался ее пальцами. Он не выпил ни глотка, кофе давно остыл. Покрасневшие глаза невидяще смотрели вдаль. Но никакой дали не было, потому что не было окон. Дверь открылась, и вошел надзиратель, тоже весь в белом. В одной руке он держал пневматический шприц. Ян не запротестовал, он даже не заметил, как ему сделали инъекцию в руку.

Надзиратель вышел, но дверь оставил открытой. Через секунду он появился снова, с таким же белым стулом, и поставил его по другую сторону стола. Выходя, на этот раз он запер дверь.

Прошло несколько минут. Ян пошевелился и огляделся вокруг; потом глянул на свои руки и впервые заметил, что держит чашку. Поднес ее к губам, сделал глоток и сморщился — холодный. Отодвинул чашку — и в этот момент вошел Тергуд-Смит и сел за стол напротив Яна.

— Ты в состоянии разговаривать? — спросил он.

Ян нахмурился на секунду, потом кивнул.

— Хорошо. Тебе сделали впрыскивание, оно должно взбодрить. Боюсь, какое-то время ты ничего не соображал.

Ян попытался заговорить, но вдруг зашелся в приступе кашля. Зять терпеливо ждал. Ян попытался снова — на этот раз получилось, только голос был хриплый и неуверенный:

— Какой сегодня день? Ты можешь мне сказать, какой сегодня день?

— Это неважно. — Тергуд-Смит сделал жест, словно отмахнулся от вопроса. — Какой сегодня день, где ты находишься — все это совершенно не существенно. Нам надо обсудить другие темы.

— Я ничего тебе не скажу. Вообще ничего.

Тергуд-Смит громко расхохотался, крепко шлепнув себя по колену.

— Это просто замечательно! Ты здесь пробыл много дней, недель, месяцев — сколько времени, это неважно, я уже сказал… А важно то, что ты рассказал нам все. Все, что знал, — понимаешь? Каждую подробность, каждую мелочь, которую мы хотели узнать. Это очень сложная процедура, но мы ее проводим уже десятки лет, у нас колоссальный опыт. Ты, наверно, слышал разговоры о камерах пыток — так эти слухи мы сами распускаем. А на самом деле все по-другому и гораздо эффективнее. С помощью специальных препаратов, электронного воздействия на мозг и соответствующих занятий мы попросту завербовали тебя. Ты не только готов был все рассказать — ты рвался это сделать. И сделал.

Яна обуяла такая злость, что даже вывела его из оцепенения.

— Я тебе не верю, Смитти. Ты лжешь. Это просто уловка, чтобы меня разговорить.